Путешествия Гулливера
Джонатан Свифт
Путешествия Гулливера
Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей
«Путешествия Гулливера» - , написанное на стыке жанров: это и увлекательное, чисто романное повествование, роман-путешествие (отнюдь, впрочем, не «сентиментальное», которое в 1768 г. опишет Лоренс Стерн); это роман-памфлет и одновременно роман, носящий отчетливые черты антиутопии - жанра, который мы привыкли полагать принадлежащим исключительно литературе XX столетия; это роман со столь же отчетливо выраженными элементами фантастики, и буйство свифтовского воображения воистину не знает пределов. Будучи романом-антиутопией, это и роман в полном смысле утопический тоже, в особенности его последняя часть. И наконец, несомненно, следует обратить внимание на самое главное - это роман пророческий, ибо, читая и перечитывая его сегодня, прекрасно отдавая себе отчет в несомненной конкретности адресатов свифтовской беспощадной, едкой, убийственной сатиры, об этой конкретике задумываешься в последнюю очередь. Потому что все то, с чем сталкивается в процессе своих странствий его герой, его своеобразный Одиссей, все проявления человеческих, скажем так, странностей - тех, что вырастают в «странности», носящие характер и национальный, и наднациональный тоже, характер глобальный, - все это не только не умерло вместе с теми, против кого Свифт адресовал свой памфлет, не ушло в небытие, но, увы, поражает своей актуальностью. А стало быть - поразительным пророческим даром автора, его умением уловить и воссоздать то, что принадлежит человеческой природе, а потому носит характер, так сказать, непреходящий.
В отрывке, который был исключен до последних выпусков, существует гипотеза о том, что Яхуас сходит с английских моряков, так что это будут европейские люди без экрана цивилизации. Это образ человеческой природы, который служит для унижения буржуазии гражданских обществ, а также для демонстрации славы их рациональности. Это момент успеха философий, который считает человека естественным, появление научного оптимизма, с которым запрещена всякая ссылка на его живость, и человек прославляется как существо, к которому все «законы природы» Будет раскрыто.
В книге Свифта четыре части: его герой совершает четыре путешествия, общая длительность которых во времени составляет шестнадцать лет и семь месяцев. Выезжая, точнее, отплывая, всякий раз из вполне конкретного, реально существующего на любой карте портового города, он неожиданно попадает в какие-то диковинные страны, знакомясь с теми нравами, образом жизни, житейским укладом, законами и традициями, что в ходу там, и рассказывая о своей стране, об Англии. И первой такой «остановкой» оказывается для свифтовского героя страна Лилипутия. Но сначала - два слова о самом герое. В Гулливере слились воедино и некоторые черты его создателя, его мысли, его представления, некий «автопортрет», однако мудрость свифтовского героя (или, точнее, его здравомыслие в том фантастически абсурдном мире, что описывает он всякий раз с неподражаемо серьезно-невозмутимой миной) сочетается с «простодушием» вольтеровского Гурона. Именно это простодушие, эта странная наивность и позволяет Гулливеру столь обостренно (то есть столь пытливо, столь точно) схватывать всякий раз, оказываясь в дикой и чужой стране, самое главное. В то же время и некоторая отстраненность всегда ощущается в самой интонации его повествования, спокойная, неспешная, несуетная ироничность. Словно он не о собственных «хождениях по мукам» рассказывает, а взирает на все происходящее как бы с временной дистанции, причем достаточно немалой. Одним словом, иной раз возникает такое чувство, будто это наш современник, некий неведомый нам гениальный писатель ведет свой рассказ. Смеясь над нами, над собой, над человеческой природой и человеческими нравами, каковые видятся ему неизменными. Свифт еще и потому является современным писателем, что написанный им роман кажется принадлежащим к литературе, которую именно в XX столетии, причем во второй его половине, назвали «литературой абсурда», а на самом деле её истинные корни, её начало - вот здесь, у Свифта, и подчас в этом смысле писатель, живший два с половиной века тому назад, может дать сто очков вперед современным классикам - именно как писатель, изощренно владеющий всеми приемами абсурдистского письма.
Анафема против Гулливера и его автора
Образ человеческой природы, предложенный Свифтом, был настолько противодействующим, чтобы произвести насильственные отталкивания, которые не прекратятся в течение восемнадцатого и девятнадцатого веков, с видными представителями, такими как Кольридж и Теккерей. В области моральной философии «Закон о природе», который сейчас считается само собой разумеющимся, представляет собой идею о том, что человек безоговорочно наделен разумом, поэтому естественно превосходит иррациональных животных, таких как лошади.
Итак, первой «остановкой» оказывается для свифтовского героя страна Лилипутия, где живут очень маленькие люди. Уже в этой, первой части романа, равно как и во всех последующих, поражает умение автора передать, с психологической точки зрения абсолютно точно и достоверно, ощущение человека, находящегося среди людей (или существ), не похожих на него, передать его ощущение одиночества, заброшенности и внутренней несвободы, скованность именно тем, что вокруг - все другие и все другое.
По этой причине быстрая фея на рациональных лошадях и иррациональных людях была бы «абсурдной, отвратительной беллетристикой, преувеличенной абсолютной лжи», по словам почетного профессора. Чтение этих речей приходит к идее режима лозунгов, которые блокируют любой остроумие с анафемой фобической серьезности. Но в двадцатом веке музыка не меняется. Все это только для того, чтобы сказать, что история Яхуса «невыносима, настолько извращена, настолько неестественна, так психически больна, чтобы быть по-человечески ложной».
Но это также шутка аргументов, которая исходит из своего времени и никогда не перестает быть веселой, хотя мы ничего не знаем о ее спине. Быстрые аргументы часто принимают форму геометрической теоремы, и она находится в форме сказочной геометрии, которую Гулливер избегает своей эпохи, как архитектуры, которая светит в своей абстрактной линии ясности. Противоречие между рациональными лошадьми и иррациональными людьми нельзя воспринимать всерьез, потому что это парадокс; но служит для создания перевернутого параллелизма между людьми и лошадьми, и там развивается архитектура линий, которые, как мы увидим, пересекаются с другими линиями, рожденными моральным контрастом между королевством Лиллипута и королевством Бродбингнаг.
В том подробном, неспешном тоне, с каким Гулливер повествует обо всех нелепостях, несуразностях, с какими он сталкивается, попав в страну Лилипутию, сказывается удивительный, изысканно-потаенный юмор.
Поначалу эти странные, невероятно маленькие по размеру люди (соответственно столь же миниатюрно и все, что их окружает) встречают Человека Гору (так называют они Гулливера) достаточно приветливо: ему предоставляют жилье, принимаются специальные законы, которые как-то упорядочивают его общение с местными жителями, с тем чтобы оно протекало равно гармонично и безопасно для обеих сторон, обеспечивают его питанием, что непросто, ибо рацион незваного гостя в сравнении с их собственным грандиозен (он равен рациону 1728 лилипутов!). С ним приветливо беседует сам император, после оказанной Гулливером ему и всему его государству помощи (тот пешком выходит в пролив, отделяющий Лилипутию от соседнего и враждебного государства Блефуску, и приволакивает на веревке весь блефусканский флот), ему жалуют титул нардака, самый высокий титул в государстве. Гулливера знакомят с обычаями страны: чего, к примеру, стоят упражнения канатных плясунов, служащие способом получить освободившуюся должность при дворе (уж не отсюда ли позаимствовал изобретательнейший Том Стоппард идею своей пьесы «Прыгуны», или, иначе, «Акробаты»?). Описание «церемониального марша»… между ног Гулливера (еще одно «развлечение»), обряд присяги, которую он приносит на верность государству Лилипутия; её текст, в котором особое внимание обращает на себя первая часть, где перечисляются титулы «могущественнейшего императора, отрады и ужаса вселенной», - все это неподражаемо! Особенно если учесть несоразмерность этого лилипута - и всех тех эпитетов, которые сопровождают его имя. Далее Гулливера посвящают в политическую систему страны: оказывается, в Лилипутии существуют две «враждующие партии, известные под названием Тремексенов и Слемексенов», отличающиеся друг от друга лишь тем, что сторонники одной являются приверженцами… низких каблуков, а другой - высоких, причем между ними происходят на этой, несомненно весьма значимой, почве «жесточайшие раздоры»: «утверждают, что высокие каблуки всего более согласуются с… древним государственным укладом» Лилипутии, однако император «постановил, чтобы в правительственных учреждениях… употреблялись только низкие каблуки…». Ну чем не реформы Петра Великого, споры относительно воздействия которых на дальнейший «русский путь» не стихают и по сей день! Еще более существенные обстоятельства вызвали к жизни «ожесточеннейшую войну», которую ведут между собой «две великие империи» - Лилипутия и Блефуску: с какой стороны разбивать яйца - с тупого конца или же совсем наоборот, с острого. Ну, разумеется, Свифт ведет речь о современной ему Англии, разделенной на сторонников тори и вигов - но их противостояние кануло в Лету, став принадлежностью истории, а вот замечательная аллегория-иносказание, придуманная Свифтом, жива. Ибо дело не в вигах и тори: как бы ни назывались конкретные партии в конкретной стране в конкретную историческую эпоху - свифтовская оказывается «на все времена». И дело не в аллюзиях - писателем угадан принцип, на котором от века все строилось, строится и строиться будет.
Это геометрия книги, которая ведет нас в чтении, где мы больше не находим классический театр романтических страстей, но гораздо более бурный из социальных мистификаций, а человеческая доверчивость руководствуется великими словами. Клиническое видение общественной жизни, далекой и пародологической аллегорической истории, из которой мы находим откровенную и невероятную фигуру Гулливера.
Гулливер, правда бессознательности
Итак, неизвестный капитан Гулливер, путешественник, который раскрывает свои географические открытия, появился «во имя человечества». Игра фиктивных атрибутов распространена в текстах Свифта, которые всегда публиковали анонимно свои собственные сочинения, приписывая их таким типам, как Гулливер, немного удивительным и несколько серьезным: карикатурные формы модных грамотных, педантичных критиков, сумасшедших ученых, экстензоры абсурдных политических реформ. Это персонажи, которые наш автор принимает в качестве своего представителя, и над которыми он смеется.
Хотя, впрочем, свифтовские аллегории конечно же относились к той стране и той эпохе, в какие он жил и политическую изнанку которых имел возможность познать на собственном опыте «из первых рук». И потому за Лилипутией и Блефуску, которую император Лилипутии после совершенного Гулливером увода кораблей блефусканцев «задумал… обратить в собственную провинцию и управлять ею через своего наместника», без большого труда прочитываются отношения Англии и Ирландии, также отнюдь не отошедшие в область преданий, по сей день мучительные и губительные для обеих стран.
В Гулливере целевая категория - это современные путешественники, создатели причудливых и громоздких книг, но проданные на рынке того времени. Вместо того, чтобы быть оригинальным персонажем, Гулливер - это такая камуфляжная проза, о которой автор давно заботился, прочитывая ее вслух своему рабству, чтобы сделать ее такой гладкой, чтобы выглядеть обычным. И это обманчивая откровенность книги: проза, встроенная в прозрачный язык восемнадцатого века, в форме культурного протокола, со вкусом программной гулливерской честности.
Эта проза также является признаком того, что Гулливер - современный человек с такими же претензиями, как и объективность новых путешественников, с тем же стремлением сравнить и измерить все, чтобы соблюдать «обнаженные факты». На самом деле, он часто заявляет, что придерживается «обнаженных фактов», согласно научной риторике, которая уже была модно в свое время. Таким образом, обычная формула показывает Гулливера как современного человека в строгом смысле: человек, который переводит каждое использование интеллекта в узкую рациональность численных расчетов.
Надо сказать, что не только описанные Свифтом ситуации, человеческие слабости и государственные устои поражают своим сегодняшним звучанием, но даже и многие чисто текстуальные пассажи. Цитировать их можно бесконечно. Ну, к примеру: « блефусканцев настолько же отличается от языка лилипутов, насколько разнятся между собою языки двух европейских народов. При этом каждая из наций гордится древностью, красотой и выразительностью своего языка. И наш император, пользуясь преимуществами своего положения, созданного захватом неприятельского флота, обязал посольство [блефусканцев] представить верительные грамоты и вести переговоры на лилипутском языке». Ассоциации - Свифтом явно незапланированные (впрочем, как знать?) - возникают сами собой…
И вот «научный» язык, с которым он описывает все, измеряя, сколько сантиметров у овец высоко в Лилипуте, или взвешивание града града в Бробдинганге, чтобы установить точную математическую связь с нашими градом. Кажется, Гулливер пытается описать чистую объективность вещей, но не знает, мечтает ли он или бодрствует. Это своего рода Дон Кихот, который вместо того, чтобы бежать за романтическими фантазиями, преследует мечту о знаниях, как антрополог перед письмом, изучающим привычки отдаленных групп населения.
И если у Дон Кихота было фантастическое пренебрежение, что он не может приспособиться к внешним правилам, Гулливер - герой, который приспосабливается ко всем социальным сценариям. Когда он приходит к Лилипуту, он немедленно развлекает короля цирковыми упражнениями, а затем, когда он вступает в контакт с сановниками, он говорит о них с почетными званиями и церемониальными фразами. Это прекрасный случай откровенной доверчивости, которая уже называет доверчивым от имени, глупо ослепленным словами, которые продают другие, и которые он принимает на самом деле, чтобы не осознавать, что он избавляет от нереальных анютины глазки.
Хотя там, где Гулливер переходит к изложению основ законодательства Лилипутии, мы слышим уже голос Свифта - утописта и идеалиста; эти лилипутские законы, ставящие нравственность превыше умственных достоинств; законы, полагающие доносительство и мошенничество преступлениями много более тяжелыми, нежели воровство, и многие иные явно милы автору романа. Равно как и закон, полагающий неблагодарность уголовным преступлением; в этом последнем особенно сказались утопичные мечтания Свифта, хорошо знавшего цену неблагодарности - и в личном, и в государственном масштабе.
Как театральный персонаж, который ошибочно говорит, что ему не следует, Гулливер говорит правду о бессознательном, что является единственной истиной. Большая находка - использовать различия физического размера, чтобы представить два обращенных мира на основе математических пропорций.
Эти пропорциональные отношения означают, что Гулливер среди жителей Лилипута подобен гиганту Бробдингага; в то время как гиганты Броддингага крошечные, как лилипутцы, а также магаломаны размером с таличные, такие как лилипуты. Действуя как измерительный прибор, Гулливер активирует наше воображение в этих мирах перевернутых величин. Если он может взять сановника Лилипута на ладони, и наоборот, будут держаться гигантами Броддингага, это говорит о том, что критерии размера обычно предполагают в каждой стране абсолютную ценность «законов природы» или наоборот «законы природы» являются относительными ценностями, но понимаются в каждой стране как абсолютные величины.
Однако не все советники императора разделяют его восторги относительно Человека Горы, многим возвышение (в смысле переносном и буквальном) совсем не по нраву. Обвинительный акт, который эти люди организуют, обращает все оказанные Гулливером благодеяния в преступления. «Враги» требуют смерти, причем способы предлагаются один страшнее другого. И лишь главный секретарь по тайным делам Рельдресель, известный как «истинный друг» Гулливера, оказывается истинно гуманным: его предложение сводится к тому, что достаточно Гулливеру выколоть оба глаза; «такая мера, удовлетворив в некоторой степени правосудие, в то же время приведет в восхищение весь мир, который будет приветствовать столько же кротость монарха, сколько благородство и великодушие лиц, имеющих честь быть его советниками». В действительности же (государственные интересы как-никак превыше всего!) «потеря глаз не нанесет никакого ущерба физической силе [Гулливера], благодаря которой [он] еще сможет быть полезен его величеству». Сарказм Свифта неподражаем - но гипербола, преувеличение, иносказание абсолютно при этом соотносятся с реальностью. Такой «фантастический реализм» начала XVIII века…
Таким образом, нет абсолютных величин, а только дифференциальные значения - значения, которые имеют смысл только потому, что они отличаются от других стран. Гулливер также объясняет это, когда он впервые встречает гигантов Бробдингага: «Несомненно, философы правы, когда они говорят нам, что ничто не велико или мало, кроме сравнения». Это тезис ирландского философа Джорджа Беркли о относительности величин, которые зависят от масштаба наблюдателя по отношению к наблюдаемой вещи; что устраняет идею о том, что существует абсолютная материальная реальность, потому что она зависит от ценности или меры всего, посредством способов ее восприятия.
Или вот еще образчик свифтовских провидений: «У лилипутов существует обычай, заведенный нынешним императором и его министрами (очень непохожий… на то, что практиковалось в прежние времена): если в угоду мстительности монарха или злобе фаворита суд приговаривает кого-либо к жестокому наказанию, то император произносит в заседании государственного совета речь, изображающую его великое и доброту как качества всем известные и всеми признанные. Речь немедленно оглашается по всей империи; и ничто так не устрашает народ, как эти панегирики императорскому милосердию; ибо установлено, что чем они пространнее и велеречивее, тем бесчеловечнее было наказание и невиннее жертва». Все верно, только при чем тут Лилипутия? - спросит любой читатель. И в самом деле - при чем?
География, перенесенная в мораль
Но Гулливер, цитируя этот принцип, всегда забывает; поэтому в каждом путешествии вам нужно адаптироваться к другому восприятию вещей. В книге предлагается география, в которой популяции являются абстрактными моральными показателями, и каждое население выделяется для конкретной фиксации идей. Как правило, королевство Лиллипутов, где рациональные дисциплины культивируются по преимуществу, основано на численных расчетах: король является культовым математиком, мастера строят вагоны в соответствии с принципами механики, шеф-поварами и портными, работают со строгими арифметическими расчетами, столица кажется геометрической моделью, сделанной только из прямых.
После бегства в Блефуску (где история повторяется с удручающей одинаковостью, то есть все рады Человеку Горе, но и не менее рады от него поскорее избавиться) Гулливер на выстроенной им лодке отплывает и… случайно встретив английское купеческое судно, благополучно возвращается в родные пенаты. С собой он привозит миниатюрных овечек, каковые через несколько лет расплодились настолько, что, как говорит Гулливер, «я надеюсь, что они принесут значительную пользу суконной промышленности» (несомненная «отсылка» Свифта к собственным «Письмам суконщика» - его памфлету, вышедшему в свет в 1724 г.).
Как предположил Джузеппе Сертоли, лилипутцы скажут, что они руководствуются принципом абсолютной рациональности, обладая очень маленьким телом. То есть, у всех их рациональности есть воздух симптом, отказ от телесных потребностей, подчеркнутый в отличие от гигантской кухни Гулливера, кака, писающей в манере великана Рабле.
Гигантский король Бробдингага и его подданные, очень насыщенные и судимые Гулливером «узкого ума», являются самыми великодушными людьми с моральной высотой, превосходящими всех остальных. Напротив, маленькие лилипуты, которые по своей великой рациональности считаются джентльменами вселенной, проявляют себя как защитники детства, жестокости и скупости сердца. Но другие популяции также имеют телесные конформации, которые отражают их моральные характеристики или интеллектуальные трещины, в отличие от контрастов.
Вторым странным государством, куда попадает неугомонный Гулливер, оказывается Бробдингнег - государство великанов, где уже Гулливер оказывается своеобразным лилипутом. Всякий раз свифтовский герой словно попадает в иную реальность, словно в некое «зазеркалье», причем переход этот происходит в считанные дни и часы: реальность и ирреальность расположены совсем рядом, надо только захотеть…
Геометрический график путешествий Гулливера
Эти персонажи также относятся к политическим учениям разных стран, а Бродбингаг - противоположность Лилипуту, поскольку монархия Лапуты является противоположностью республики Хуйхнманд. Это создает рамки дифференциальных значений, которые являются разными «законами природы», в обширной геометрии перевернутых параллелизмов. Четыре утопических популяции даются для описания своих костюмов. Их отличает их моральный характер и их типы правления, с схемами инверсии, которые можно описать через трапецию.
Гулливер и местное население, в сравнении с предыдущим сюжетом, словно меняются ролями, и обращение местных жителей с Гулливером на этот раз в точности соответствует тому, как вел себя сам Гулливер с лилипутами, во всех подробностях и деталях, которые так мастерски, можно сказать, любовно описывает, даже выписывает Свифт. На примере своего героя он демонстрирует потрясающее свойство человеческой натуры: умение приспособиться (в лучшем, «робинзоновском» смысле слова) к любым обстоятельствам, к любой жизненной ситуации, самой фантастической, самой невероятной - свойство, какового лишены все те мифологические, выдуманные существа, гостем которых оказывается Гулливер.
Вершины А и С указывают на незаметные уголки земли: северо-западную часть американского континента и южный континент; и вот две популяции, которые представляют собой позитивные утопии, с формами правительства, неизвестными европейским цивилизациям. Вот популяции, которые представляют негативные утопии, даже с инверсиями нравственных характеров: лапузяне, захваченные математическим бредом, но неэффективны для слабоумия, а лилипуты все посвящены математическим вычислениям, но больны государственной эффективностью и жестокостью.
«Законы природы» и релятивизм восприятий
Страны, посетившие Гулливер, представляют четыре теории социальной жизни, которые даются как аксиоматические множества, т.е. как «законы природы» различных мест. Но как работают эти «законы природы»? Было бы сказано, что это речи или идеи, которые вторгаются в ум как абсолютные ценности, обусловливают способы видеть вещи. Когда Гулливер живет среди гигантов Броддингага, можно сказать, что его мысли охвачены идеями гиганта, потому что это «закон природы» этого места. Настолько, что он начинает думать все в гигантском масштабе, пока не найдет слишком маленькие вещи, которые огромны для него; и говорит о Темзе как о непоследовательном восстании, он находит неутешительную высокую колокольню всего в тысячу метров, и он даже приходит к тому, чтобы признать свою ошибку своей маленькой в зеркале.
И еще одно постигает Гулливер, познавая свой фантастический мир: относительность всех наших представлений о нем. Для свифтовского героя характерно умение принимать «предлагаемые обстоятельства», та самая «терпимость», за которую ратовал несколькими десятилетиями раньше другой великий просветитель - Вольтер.
В этой стране, где Гулливер оказывается даже больше (или, точнее, меньше) чем просто карлик, он претерпевает множество приключений, попадая в итоге снова к королевскому двору, становясь любимым собеседником самого короля. В одной из бесед с его величеством Гулливер рассказывает ему о своей стране - эти рассказы будут повторяться не раз на страницах романа, и всякий раз собеседники Гулливера снова и снова будут поражаться тому, о чем он будет им повествовать, представляя законы и нравы собственной страны как нечто вполне привычное и нормальное. А для неискушенных его собеседников (Свифт блистательно изображает эту их «простодушную наивность непонимания»!) все рассказы Гулливера покажутся беспредельным абсурдом, бредом, подчас - просто выдумкой, враньем. В конце разговора Гулливер (или Свифт) подвел некоторую черту: «Мой краткий исторический очерк нашей страны за последнее столетие поверг короля в крайнее изумление. Он объявил, что, по его мнению, эта история есть не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, революций и высылок, являющихся худшим результатом жадности, партийности, лицемерия, вероломства, жестокости, бешенства, безумия, ненависти, зависти, сластолюбия, злобы и честолюбия». Блеск!
Еще больший сарказм звучит в словах самого Гулливера: «…мне пришлось спокойно и терпеливо выслушивать это оскорбительное третирование моего благородного и горячо любимого отечества… Но нельзя быть слишком требовательным к королю, который совершенно отрезан от остального мира и вследствие этого находится в полном неведении нравов и обычаев других народов. Такое неведение всегда порождает известную узость мысли и множество предрассудков, которых мы, подобно другим просвещенным европейцам, совершенно чужды». И в самом деле - чужды, совершенно чужды! Издевка Свифта настолько очевидна, иносказание настолько прозрачно, а наши сегодняшние по этому поводу естественно возникающие мысли настолько понятны, что тут не стоит даже труда их комментировать.
Столь же замечательно «наивное» суждение короля по поводу политики: бедный король, оказывается, не знал её основного и основополагающего принципа: «все дозволено» - вследствие своей «чрезмерной ненужной щепетильности». Плохой политик!
И все же Гулливер, находясь в обществе столь просвещенного монарха, не мог не ощущать всей унизительности своего положения - лилипута среди великанов - и своей, в конечном итоге, несвободы. И он вновь рвется домой, к своим родным, в свою, столь несправедливо и несовершенно устроенную страну. А попав домой, долго не может адаптироваться: свое кажется… слишком маленьким. Привык!
В части третьей книги Гулливер попадает сначала на летающий остров Лапуту. И вновь все, что наблюдает и описывает он, - верх абсурда, при этом авторская интонация Гулливера - Свифта по-прежнему невозмутимо-многозначительная, исполнена неприкрытой иронии и сарказма. И вновь все узнаваемо: как мелочи чисто житейского свойства, типа присущего лапутянам «пристрастия к новостям и политике», так и вечно живущий в их умах страх, вследствие которого «лапутяне постоянно находятся в такой тревоге, что не могут ни спокойно спать в своих кроватях, ни наслаждаться обыкновенными удовольствиями и радостями жизни». Зримое воплощение абсурда как основы жизни на острове - хлопальщики, назначение которых - заставить слушателей (собеседников) сосредоточить свое внимание на том, о чем им в данный момент повествуют. Но и иносказания более масштабного свойства присутствуют в этой части книги Свифта: касающиеся правителей и власти, и того, как воздействовать на «непокорных подданных», и многого другого. А когда Гулливер с острова спустится на «континент» и попадет в его столицу город Лагадо, он будет потрясен сочетанием беспредельного разорения и нищеты, которые бросятся в глаза повсюду, и своеобразных оазисов порядка и процветания: оказывается, оазисы эти - все, что осталось от прошлой, нормальной жизни. А потом появились некие «прожектеры», которые, побывав на острове (то есть, по-нашему, за границей) и «возвратившись на землю… прониклись презрением ко всем… учреждениям и начали составлять проекты пересоздания науки, искусства, законов, языка и техники на новый лад». Сначала Академия прожектеров возникла в столице, а затем и во всех сколько-нибудь значительных городах страны. Описание визита Гулливера в Академию, его бесед с учеными мужами не знает себе равных по степени сарказма, сочетающегося с презрением, - презрением в первую очередь в отношении тех, кто так позволяет себя дурачить и водить за нос… А лингвистические усовершенствования! А школа политических прожектеров!
Утомившись от всех этих чудес, Гулливер решил отплыть в Англию, однако на его пути домой оказался почему-то сначала остров Глаббдобдриб, а затем королевство Лаггнегг. Надо сказать, что по мере продвижения Гулливера из одной диковинной страны в другую фантазия Свифта становится все более бурной, а его презрительная ядовитость - все более беспощадной. Именно так описывает он нравы при дворе короля Лаггнегга.
А в четвертой, заключительной части романа Гулливер попадает в страну гуигнгнмов. Гуигнгнмы - это кони, но именно в них наконец находит Гулливер вполне человеческие черты - то есть те черты, каковые хотелось бы, наверное, Свифту наблюдать у людей. А в услужении у гуигнгнмов живут злобные и мерзкие существа - еху, как две капли воды похожие на человека, только лишенные покрова цивильности (и в переносном, и в прямом смысле), а потому представляющиеся отвратительными созданиями, настоящими дикарями рядом с благовоспитанными, высоконравственными, добропорядочными конями-гуигнгнмами, где живы и честь, и благородство, и достоинство, и , и привычка к воздержанию…
В очередной раз рассказывает Гулливер о своей стране, об её обычаях, нравах, политическом устройстве, традициях - ив очередной раз, точнее, более чем когда бы то ни было рассказ его встречает со стороны его слушателя-собеседника сначала недоверие, потом - недоумение, потом - возмущение: как можно жить столь несообразно законам природы? Столь противоестественно человеческой природе - вот пафос непонимания со стороны коня-гуигнгнма. Устройство их сообщества - это тот вариант утопии, какой позволил себе в финале своего романа-памфлета Свифт: старый, изверившийся в человеческой природе писатель с неожиданной наивностью чуть ли не воспевает примитивные радости, возврат к природе - что-то весьма напоминающее вольтеровского «Простодушного». Но Свифт не был «простодушным», и оттого его утопия выглядит утопично даже и для него самого. И это проявляется прежде всего в том, что именно эти симпатичные и добропорядочные гуигнгнмы изгоняют из своего «стада» затесавшегося в него «чужака» - Гулливера. Ибо он слишком похож на еху, и им дела нет до того, что сходство у Гулливера с этими существами только в строении тела и ни в чем более. Нет, решают они, коль скоро он - еху, то и жить ему должно рядом с еху, а не среди «приличных людей», то бишь коней. утопия не получилась, и Гулливер напрасно мечтал остаток дней своих провести среди этих симпатичных ему добрых зверей. Идея терпимости оказывается чуждой даже и им. И потому генеральное собрание гуигнгнмов, в описании Свифта напоминающее ученостью своей ну чуть ли ни платоновскую Академию, принимает «увещание» - изгнать Гулливера, как принадлежащего к породе еху. И герой наш завершает свои странствия, в очередной раз возвратясь домой, «удаляясь в свой садик в Редрифе наслаждаться размышлениями, осуществлять на практике превосходные уроки добродетели…».
Это произведение Свифта можно отнести сразу к нескольким жанрам: роман-повествование, роман-путешествие, памфлет и в то же время он содержит черты антиутопии (а в конце книги утопии), а также содержит элементы фантастики. Но самое главное это роман фактически можно считать пророческим, так как все человеческие странности, что в нем описаны с убийственной и беспощадной свифтовской сатирой, не только не ушло вместе с теми, кого высмеивал Свифт, а, к сожалению, чрезвычайно актуально в наши дни.
Книга состоит из четырёх частей, соответствующих четырём путешествиям героя, общей продолжительностью - 16 лет и 7 месяцев. Каждый раз он отплывает из конкретного, реального портового города, и попадает в совершенно диковинные, несуществующие реально страны. Где он знакомится с нравами, житейским укладом, образом жизни, традициями и законами, которые там существуют и в свою очередь, рассказывает тем жителям об Англии. И первым таким местом для героя Свифта оказывается страна Лилипутия. Теперь о герое: с одной стороны Свифт вложил в него многие черты и качества принадлежащие себе самому (т.е. это его своеобразный автопортрет), а с другой - он вложил в него мудрость, сочетающуюся с простодушием, которые помогают герою каждый раз, оказавшись в новом месте уловить самую главную черту присущую новому месту. В то же время в интонации героя всегда ощущается некоторая отстранённость и спокойная ироничность, будто бы он рассказывает не о своих приключениях, а смотрит на все со стороны. Он как бы смеётся над нами, над собой, над всей природой и нравами человеческими, которые ему видятся неизменными. Написанный Свифтом роман кажется принадлежащим к литературе «абсурда», свойственной писателям второй половины ХХ века, поэтому Свифт кажется нам современным писателем.
Вернёмся к первой остановке Гулливера - страна Лилипутия, населённая очень маленькими людьми. С самого начала, автору удалось передать (в этой и других частях романа) с точки зрения психологии абсолютно точно, ощущения человека, который попал в общество людей (или существ), совершенно не похожих на него самого: это ощущения одиночества, внутренней несвободы и заброшенности из-за того, что вокруг тебя - всё и все другие, не похожие на тебя.
С тайным и удивительным юмором, не спеша Гулливер рассказывает о нелепостях и несуразностях, с которыми сталкивается в Лилипутии.
Лилипуты сначала очень приветливы к Человеку Горе (так они назвали Гулливера): ему дают жилье, принимают специальные законы, чтобы упорядочить общение героя с местными жителями, для обеспечения безопасности, его кормят, несмотря на то, что он съедает столько, сколько 1728 лилипутов! К нему приветлив сам император (Гулливер оказал государству неоценимую помощь - притащил на верёвке весь флот соседнего, враждебного государства Блефуску), ему пожалован самый высокий титул государства. Гулливера посвящают в обычаи страны, и он совершает обряд присяги на верность государству Лилипутия. В тексте особое внимание следует обратить на первую часть, в которой перечисляются многочисленные титулы императора (могущественнейшего, ужаса и отрады всей вселенной)! Если учесть размер этого лилипута с теми эпитетами, которые ему даны... это ни с чем невозможно сравнить. Затем Гулливера знакомят с политической системой страны: в Лилипутии двухпартийная система, партии враждуют между собой и называются Тремексены и Слемексены, их различает друг от друга, то, что одна ратует за низкие каблуки, а вторая - за высокие. Именно из-за этого ничтожного вопроса между ними случаются «жесточайшие раздоры». Подобного рода вопрос (с какого конца разбивать яйца с тупого или острого) привёл к войне две великие империи - Лилипутию и Блефуску. Этим Свифт намекал на современную ему Англию, которая была разделена на сторонников тори и вигов. Это противоборство стало сейчас историей, а придуманная Сфифтом аллегория жива по сей день. Ведь дело не в вигах и тори, а в конкретной стране в конкретную эпоху - аллегория Свифта оказалась «на все времена».
Ситуации описанные Свифтом, людские слабости и государственные порядки звучат очень по-современному, впрочем, как и некоторые текстуальные пассажи. Например: язык блефусканцев отличался от языка лилипутов, так же как различаются между собой языки любых двух народов Европы. И каждая национальность при этом гордится красотой, древностью и выразительностью собственного языка. Так и в книге император, используя преимущество положения (благодаря захвату неприятельского флота), потребовал от посольства [блефусканцев] вести переговоры на лилипутском языке.
Хотя повествование идёт от лица Гулливера, но в его голосе, слышится голос Свифта - утописта и идеалиста. Ему по душе лилипутские законы, которые ставят нравственность выше умственных достоинств, а законы, предполагающие доносы и мошенничество намного более тяжкими преступлениями, чем воровство. А закон, считающий неблагодарность уголовно наказуемым преступлением явным образом проявил утопичные мечты Свифта, который на своём опыте познал цену неблагодарности - как лично, так и в государственном масштабе.
Однако некоторые советники императора не разделяют его восторгов насчёт Человека Горы, многим не нравится его возвышение (в буквальном и переносном смысле). Они организовывают обвинение, обратив все оказанные Гулливером благие дела в преступления. Эти советники требуют смерти Гулливера, и способы для этого предлагаются самые жестокие. Только главный секретарь «тайных дел» Рельдресель, считающийся «истинным другом» Гулливера, по настоящему гуманен к нему: он предлагает выколоть Гулливеру оба глаза. Обосновав это тем, что подобная мера приведёт весь мир в восхищение, так как будет демонстрацией истинной кротости монарха, и благородства и великодушия его советников. На самом деле он больше думает о государственных интересах, которым может еще пригодиться физическая сила Гулливера, а это как раз не пострадает с потерей глаз. Неподражаем сарказм Свифта в этом эпизоде.
Еще один образец предвидения Свифта в этом произведении: он описывает заведенный этим императором лилипутов обычай: если суд приговорил кого-нибудь, чтобы угодить мстительности монарха или его фаворита к жесткому наказанию, то император на заседании совета государства произносит речь, в которой превозносит свое величайшее милосердие и доброту как всеми признанные и всем известные качества. Эта речь тот же час оглашается по всей империи, что невероятно пугает народ. Поскольку народ уже установил, что чем пространнее и замысловатее эти славословия милосердию императора, тем наказание будет бесчеловечнее, а жертва - невиннее. Не похоже ли это на известные нам примеры из жизни?..
Гулливер вынужден бежать в Блефуску. Тут история повторяется, все ему рады, но в то же время рады быстрее от него избавиться. Гулливер вынужден тайно выстроить лодку и уплыть от этих недружелюбных народов (прихватив с собой миниатюрных овечек, которые по его словам быстро расплодились), далее он случайно встречает английское судно и возвращается домой в Англию.
Второе странное государство, куда случайно попадает Гулливер - Бробдингнег - страна великанов, там Гулливер уже напоминает своеобразного лилипута. Каждый раз герой Свифта попадает в другую реальность, в своеобразное «зазеркалье», причём за считанные дни или часы. То есть реальное и ирреальное сосуществуют совсем рядом, надо только захотеть, чтобы туда попасть.
В этой части Гулливер и местные жители, в сравнении с предыдущей частью, будто бы меняются ролями. А обращение местного населения с Гулливером точно соответствует его поведению по отношению к лилипутам, что подробно и в деталях, выписывает Свифт. Примером своего героя он показывает свойство человека приспосабливаться к любым обстоятельствам и любой, даже самой фантастической и невероятной жизненной ситуации, чего лишены те выдуманные, мифологические существа, в гости к которым попадает Гулливер.
Гулливер, оказываясь в фантастическом мире осознает относительность наших представлений о мире, в котором мы живем. Свифтовский герой обладает умением принимать обстоятельства в которых оказывается, т.е. обладает «терпимостью», за которую на несколько десятилетий раньше Свифта ратовал Вольтер.
В новой стране Гулливер оказывается меньше, чем просто карлик, он попадает в самые разные приключения, а в итоге снова попадает ко двору короля, и становится любимым собеседником «его величества». В одной из таких бесед Гулливер рассказывает о своей родине. (Эти рассказы повторяются в каждой стране куда попадает герой, и каждый раз собеседники Гулливера поражаются тому, что он им рассказывает.) Для неискушённых собеседников Гулливера все его рассказы кажутся настоящим абсурдом и бредом, а часто они простодушно считают их враньем или выдумкой. В конце этой беседы Гулливер (а может, Свифт) делает вывод, что краткий рассказ об истории страны на последнее столетие несказанно удивил короля. Король сделал свой вывод: история эта представляет собой кучу заговоров, убийств, смут, избиений, высылок и революций, которые являются наихудшим результатом жадности, лицемерия, партийности, вероломства, бешенства, жестокости, безумия, зависти, ненависти, сластолюбия, честолюбия и злобы!
Чем как не сарказмом звучат слова самого Гулливера, что он был вынужден спокойно выслушать эту оскорбительную характеристику своему горячо любимому отечеству... И в то же время он говорит, что нельзя слишком многого требовать от короля, который отрезан от остального мира и поэтому не может без определенных предрассудков судить нравы и обычаи других народов. В этом эпизоде явная издёвка Свифта, чрезвычайно очевидная, и прозрачная, что не требует комментариев.
И все-таки Гулливер, даже в обществе такого хорошего собеседника как король великанов, чувствует всю унизительность своего положения: лилипут среди великанов. Он снова рвётся домой, к своим родным. А вернувшись домой, никак не может адаптироваться: все ему кажется... очень уж маленьким.
В третьей части Гулливер сначала оказывается на летающем острове Лапуту. Опять все, что он наблюдает и описывает - представляет собой верх абсурда, а интонация Гулливера (Свифта) снова невозмутимо-многозначительная, и неприкрыто ироничная. И снова все, что он описывает легко узнаваемо: как пристрастие лапутян к новостям и политике, так и постоянный страх поселившийся в их умах, который постоянно держит лапутян в такой тревоге, что они не способны ни нормально спать, ни радоваться жизни. Видимое воплощение абсурда, представляющее основу жизни на острове - хлопальщики, предназначенные для того чтобы заставить слушателей (собеседников) все свое внимание сосредоточить на том, о чем им в данный момент говорят. А когда Гулливер спускается с острова на «континент» и оказывается в столице (городе Лагадо), его потрясает сочетание беспредельного разорения и нищеты, бросающиеся в глаза кругом, и своеобразные оазисы порядка (оставшиеся, как оказалось, от прошлой, нормальной жизни). К разорению привели так называемые «прожектёры», которые после поездки на остров (т.е. за границу по-нашему) стали составлять проекты переделки всего, на новый лад. Академия прожектёров появилась сначала в столице, а потом и во всех больших и малых городах страны. Свой визит в Академию и беседы с учёными мужами Гулливер описывает с несравненным сарказмом, сочетающимся с презрением (к тем, в первую очередь, кто позволяет себя дурачить).
Устав от всех «чудес», Гулливер решает вернуться в Англию, но на его пути к дому сначала оказывается остров Глаббдобдриб, а потом королевство Лаггнегг. Надо отметить, что с переездом Гулливера из необычной страны в другую все более бурной становится фантазия Свифта, а его ядовитая презрительность - все беспощаднее и беспощаднее. Именно таково описание нравов при дворе короля Лаггнегга.
Заключительная часть романа посвящена путешествию Гулливера в страну гуигнгнмов (коней). Именно в гуигнгнмах Гулливер наконец-то находит те человеческие черты, которые ему (Свифту) хотелось бы, вероятно, наблюдать у людей. А служат гуигнгнмам злобные и гадкие омерзительные существа - еху, которые как две капли воды похожи на человека, лишённого покрова цивилизации, поэтому представляются настоящими дикарями рядом с высоконравственными, благовоспитанными, добропорядочными конями-гуигнгнмами, в которых живут честь и благородство, достоинство и скромность, а также привычка к воздержанию...
Вновь Гулливер рассказывает о своей стране с её обычаями, нравами, политическим устройством, традициями - и в который раз его рассказ встречает сначала недоверие, а потом - недоумение переходящее в возмущение: как можно жить в противоречии с законами природы? Устройство сообщества коней-гуигнгнмов - это вариант утопии Свифта, старого уже изверившегося в природе человека писателя. Свифт не был «простодушным», поэтому его утопия выглядит утопичной даже для него самого. Проявляется это в том, что эти добропорядочные и симпатичные гуигнгнмы прогоняют затесавшегося в их «стадо» чужака-Гулливера. Слишком уж он оказался похожим на еху, и им неважно, что это сходство только в строении тела. Раз он - еху, то пусть и живет рядом с еху, а не в обществе «приличных коней». Его изгоняют и Гулливер заканчивает свои странствия, в который раз возвращаясь домой. В Англии он удаляется в свой небольшой сад в Редрифе, где предается размышлениям, и на практике осуществляет полученные уроки добродетели.
Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Путешествия Гулливера». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.
